Дневники Геббельса. Продолжение 3 - 5 марта 1945 года.

3 марта 1945 года, суббота Вчера Военное положение.

  Центр тяжести боев на востоке снова находился в районе Нойштеттин — Руммельсбург, где передовые танковые силы противника продвигались вдоль шоссе Бублиц — Кёзлин и вдоль шоссе Бублиц — Шлаве на северо-запад и север, достигнув местности южнее Кёзлина и Шлаве. Нашим войскам, предпринявшим атаки из района Руммельсбурга, чтобы отрезать прорвавшиеся силы противника, удалось продвинуться, но они не смогли еще окончательно пробиться. С целью сорвать наши контратаки противник перешел в наступление севернее Шлохау и, устремившись на север, продвинулся здесь на несколько километров в направлении шоссе Руммельсбург — Бютов.

Второй центр тяжести боев находился в Восточной Пруссии, где советские атаки были опять отбиты. Немецкие войска, ведущие там в тяжелейших условиях круглосуточные бои, снова добились выдающихся результатов.

Что касается других участков фронта, то следует отметить два вражеских вклинения на глубину 10 километров между Рецем и Каллисом. В остальном положение не изменилось.

На Западном фронте противник на канадско-английском участке продвинулся на несколько километров в южном направлении и был здесь приостановлен на рубеже Зонсбек — Кефелар. На участке, где наступают американские войска, главные бои развертываются в районе Мёнхенгладбах — Рейдт, где противник пытается продвинуться дальше на северо-восток. Между Венло и Дюлькеном наши войска заняли оборонительный рубеж направлением на север для отражения фланговых ударов. Американцы проникли в Мёнхенгладбах и Рейдт и теперь ведут бои с перешедшими в контрнаступление немецкими силами в районе между Рейдтом и Нейсом. Противник ведет артиллерийский обстрел Нёйса и Дюссельдорфа. На участке по реке Эрфт противник добился лишь местных успехов. Восточнее Дюрена американцам удалось продвинуться дальше в направлении реки Эрфт. Кёльн также подвергается артиллерийскому обстрелу.

В районе Битбурга американцы добились лишь незначительных местных успехов. В районе южнее Трира им удалось в ходе продвижения в северном направлении достичь восточной окраины города Трир.

В пределы рейха вторглось около 1200 американских бомбардировщиков, совершивших налеты на Южную и Юго-западную Германию. Крупное соединение английской авиации совершило налеты на Западную Германию, нанеся удары по Мангейму, Людвигсхафену и району Дортмунда. Весь день на Среднем Рейне и в рейнско-вестфальском промышленном районе активно действовали истребители-бомбардировщики противника.

Из Италии вторглись 800 американских четырехмоторных бомбардировщиков, совершивших налет на Мосбирбаум; в качестве побочного объекта для бомбардировки был избран Марбург. Ночью противник предпринял беспокоящие налеты на Берлин и Эрфурт. Сведения о количестве сбитых самолетов еще не поступили.

Положение на западе становится все более угрожающим. В лагере противника снова предаются бурным восторгам. В то же время американский военный министр, например, вынужден откровенно признать чрезвычайно высокие потери американцев в теперешних операциях. Он заявил, что наши солдаты дрались как дикие фанатики и об ослаблении немецкого сопротивления пока вообще нельзя говорить. Было бы очень плохо, если бы на западе нам не удалось удержаться хотя бы на Рейне. Дальнейшее продвижение американцев опрокинуло бы наш военно-политический замысел. Мы переживаем теперь такую стадию этой гигантской битвы, на которой все перевернуто вверх дном и судьба рейха висит порой на волоске.

Прения в палате общин закончились. В заключительном словеИден еще раз обратился к так называемому австрийскому народу с призывом отделиться от германского рейха, снова лавировал в вопросе о Польше. Он упорно заявляет, что Люблинский комитет не признан англичанами, что представители этого комитета, нанесшие недавно визит в Лондон произвели чрезвычайно неблагоприятное впечатление. В Ялте якобы были настроены против этого Люблинского комитета. Разумеется, в этой связи он не говорит о Сталине. В Лондоне очень рассержены из-за того, что Люблинский комитет бесцеремонно арестовывает сейчас членов семей лондонских поляков-эмигрантов; например, арестована жена премьера польского правительства в изгнании Арцишевского. Иден заявляет, что Англия хочет посоветоваться с США о том, какие ответные меры предпринять. Конечно, совершенно ничего не будет предпринято, так как Англия не в состоянии что-либо сделать. Речь теперь идет не о том, чего Англия хочет, а о том, что она может; сделать же она больше ничего не может. Во всяком случае, прения в палате общин прошли так, что, когда Черчилль покидал палату, некоторые депутаты похлопали его по плечу. Со свойственной ему спесью он приказал оповестить весь мир об этом по радио через агентство Рейтер. Ему это нужно, так как его положение, несмотря на успешный для него исход голосования по вопросу о доверии, стало чрезвычайно щекотливым.

И в палате лордов ялтинские переговоры были подвергнуты основательной критике. Позиция в польском вопросе является наглядным примером английской доверчивости в международных делах. Теперь Черчиллю указывают, что вотум доверия, которого он добился, не означает выдачи ему карт-бланша на проведение раболепной политики в отношении Кремля. Но в данный момент все это кажется лишь болтовней по поводу самой проблемы. В настоящее время от Англии нельзя ожидать чего-либо в политическом отношении, и еще меньше этого можно ожидать от Соединенных Штатов.

Рузвельт выступил в конгрессе. Его речь — это набор Фраз и повторение расплывчатых старых клише, из которых невозможно узнать что-либо конкретное о ялтинских решениях. Он говорил о будущем мире во всем мире, об Атлантической хартии, на которой он по-прежнему настаивает, утверждая, что перед союзными державами стоит задача прежде всего нокаутировать рейх и что только после этого они могут заняться другими проблемами, что этот нокаутирующий удар нужно нанести с небольшими потерями, что для этого необходимо полное единство в их лагере, что достигнута четкая договоренность о координировании военных действий и что, как и раньше, Соединенные Штаты настаивают на безоговорочной капитуляции. Союзники будто бы не хотят причинить зла немецкому народу, но с нацизмом и милитаризмом должно быть покончено, тогда-де даже Германия будет иметь право на хорошую жизнь в общем содружестве с другими народами. Короче говоря, мы здесь имеем новый поток обольстительных фраз, который Рузвельт всегда извергает, когда стремится добиться политических успехов. Дело доходит прямо-таки до наглости, когда Рузвельт говорит о том, что он видел разрушения в Севастополе. Он, видите ли, пришел к заключению, что христианское благолепие и нацизм не могут существовать друг подле друга. Разумеется, он не упоминает об ужасных разрушениях, ежедневно производимых американской авиацией в неукрепленных и незащищенных немецких городах. Короче говоря, едва ли имеет смысл вообще останавливаться на этой речи Рузвельта. Она слишком лживая и наглая, чтобы с ней можно было полемизировать. Я теперь вообще считаю, что германская общественность должна несколько меньше заниматься речами иностранных государственных деятелей. Они ежедневно забрасывают мир новыми и новыми заявлениями, и полемизировать с ними — значит косвенно пропагандировать их. В заявлении Рузвельта интересно только то, что он говорит о затянувшейся войне с Японией. Он, следовательно, готовит американскую общественность к тому, что ей придется еще расплачиваться за его манию величия значительными жертвами.

Король Румынии Михаил [Михай] поручает теперь создание нового кабинета принцу Штирбею. Принц Штирбей — это человек, который в свое время вел зондирующие переговоры с англо-американцами о выходе Румынии из нашей коалиции. Очевидно, румынская придворная клика будет в своем безвыходном положении искать теперь поддержки у англо-американцев, чтобы тем самым найти защиту от Советов.

В беседе со мной Зепп Дитрих разъясняет мне ближайшие задачи, поставленные перед ним фюрером. Он надеется, что через шесть дней сможет начать уже ранее часто упоминавшиеся здесь операции в районе Венгрии. Он рассчитывает, что эти операции продлятся примерно 10 12 дней. Если все пойдет хорошо, можно ждать громадного успеха. А затем, как он полагает, через 14 дней он будет готов к дальнейшим операциям на территории Германии. До сих пор удавалось также скрыть от противника развертывание 6-й танковой армии на территории Венгрии; по крайней мере пока нет оснований говорить о принятии им контмер. Следовательно, в общем и целом можно рассчитывать, что в конце марта станут возможны более крупные операции и на территории Восточной Германии. Но до того времени нам придется еще пережить большие трудности.

В своих высказываниях Дитрих подвергает довольно откровенной критике мероприятия фюрера. Он жалуется, что фюрер дает слишком мало свободы своим военным соратникам и это уже-де привело к тому, что теперь фюрер решает даже вопрос о введении в действие каждой отдельной роты. Но Дитрих не вправе судить об этом. Фюрер не может положиться на своих военных советников. Они его так часто обманывали и подводили, что теперь он должен заниматься каждым подразделением. Слава Богу, что он этим занимается, ибо иначе дело обстояло бы еще хуже.

Из одного подробного донесения о положении в Силезии я узнаю, что Шёрнеру удалось снова занять до некоторой степени прочные оборонительные рубежи. Но, с другой стороны, в отношении множества пунктов снова приходится констатировать, что наши силы слишком малы, чтобы проводить ответные операции. Советы используют здесь свою старую тактику, создавая ударные группировки, и в результате снова и снова возникает опасность, что они прорвут фронт.

В остальном положение Советов описывают примерно следующим образом. Их войска чрезвычайно хорошо вооружены, но они все больше и больше страдают от недостатка людей. Их атакующая пехота состоит большей частью из восточных рабочих и поляков, задержанных в наших восточных районах. Продовольственное снабжение их характеризуют как до известной степени удовлетворительное. Поляки, проживающие в генерал-губернаторстве, ведут себя по отношению к Советам очень недружелюбно. Они полностью понимают, что им грозит в случае, если Советы получат свободу рук. В общем и целом можно считать, что советские танковые войска весьма дисциплинированны. Зато среди толп пехотинцев царит довольно подавленное настроение. Советский солдат устал от войны. Теперь его можно поддержать только надеждой на то, что он скоро будет в Берлине и война, следовательно, кончится.

Из Румынии сообщают, что вся румынская общественность с тоской думает о тех временах, когда страна была занята немцами. Но, к сожалению, поняли это слишком поздно. Тем временем «Железная гвардия» приступила к своей работе. Но само развитие событий в Румынии показывает, что Советы очень строго за ней присматривают.

Воздушная война по-прежнему находится в центре внимания как источник великих страданий при нынешнем положении. Англо-американцы снова произвели массированные налеты на западные и юго-восточные районы рейха, причинив ущерб, не поддающийся описанию. Положение день ото дня становится все более невыносимым, и у нас нет никакой возможности защититься от этого оборота событий.

Эвакуация проходит до известной степени организованно. Вопрос в том, сможем ли мы в соответствии с желанием фюрера переправить значительные массы эвакуированных немцев в Данию. Неизвестно, как здесь будут развиваться события в ближайшее время.

Мы все-таки перейдем теперь к тому, чтобы постепенно, хотя бы частично, эвакуировать население Берлина. Когда столица рейха окажется в опасном положении, то по крайней мере часть населения будет уже эвакуирована.

В результате войны, особенно воздушной, к настоящему времени в рейхе полностью разрушено около шести миллионов квартир. При общем количестве квартир, составлявшем в рейхе в 1939 году 23 миллиона, это ужасный процент. В целом сейчас можно говорить о нехватке в рейхе девяти миллионов квартир. После войны нам придется решать гигантскую задачу в этой области. Правда, я думаю, что при помощи современных методов строительства здесь можно достигнуть очень много. Если до войны считалось, что один рабочий-строитель в состоянии построить одну квартиру в год, то рационализация процесса позволит уменьшить этот процент вдвое. Значит, если нам придется построить девять миллионов квартир и мы выделим для этого миллион рабочих-строителей, то станет возможным вообще решить всю жилищную проблему за четыре-пять лет.

Штуккарт сообщает мне, что верховное командование вермахта и верховное командование сухопутных сил вместе заказали примерно для 54 тысяч человек достаточное количество квартир в Тюрингии. Как может аппарат военного командования такой численности вообще еще командовать! Эти раздутые штаты настолько мешают ему, что оно вообще не способно более выполнять какую-либо работу, требующую импровизации.

Что касается положения дел на внутреннем фронте в Германии, то можно сделать следующие наблюдения: народ еще сравнительно цел и невредим. Правда, слишком ругают офицеров. На них пытаются возложить вину за все неудачи, что приводит в войсках к серьезному подрыву их авторитета. Объяснять неудачи последних двух лет саботажем офицеров — значит поступать несерьезно. Все это не так просто. Поэтому я решил при ближайшей возможности — вероятно, при посещении фронта — сказать ободряющее слово нашей общественности, ибо недопустимо, чтобы мы теперь, перед лицом критического положения, начали борьбу по поводу того, кто виноват. Уже тот факт, что ослабла дисциплина отдания чести, показывает, что такие споры со временем только деморализуют войска. Случаи дезертирства также значительно участились. Предполагают, что в больших городах рейха находятся десятки тысяч солдат, будто бы отбившихся от своих частей, однако на самом деле укрывающихся от фронтовой службы. Поэтому со всей энергией я буду также настаивать на том, чтобы в настоящее время во всех вооруженных силах были отменены отпуска. При нынешнем критическом положении ни один солдат не должен иметь права на поездку в отпуск — все обязаны сражаться.

В поступающих ко мне письмах резкой критике подвергается наше военное руководство в целом, а теперь и лично фюрер. Народ не видит более выхода из сложившегося положения. В особенности он боится, что после потери нами восточных областей в очень скором времени станут необходимы сокращения норм выдачи продовольствия, а это действительно произойдет. Здесь нас ждут, возможно, самые серьезные трудности.

В ряде писем резко критикуется поведение Грайзера. Поистине он позор для партии.

Я получаю массу писем, в которых их авторы очень похвально отзываются о моей публицистической и ораторской деятельности. Моя последняя речь произвела в общем хорошее впечатление. Она, конечно, не могла сыграть решающей роли, так как мне пришлось говорить не о военных успехах, а только о неудачах. С одной стороны, особенно хвалят спокойный тон моего выступления, но с другой — снова и снова требуют, чтобы я вносил побольше страстности. Но я полагаю, что большая часть предпочитает теперь спокойный тон истерическому.

Шпеер занят теперь восстановлением сети коммуникаций. На восстановление сортировочных станций, особенно на западе, он направил 800 тысяч рабочих. Если нам удастся расчистить сортировочные станции, то будет снова налажено сообщение и придут в движение наши не раз останавливавшиеся поезда. В этом вообще заключается главная проблема нашего столь сильно пострадавшего транспорта. В этом деле Шпеер как нельзя более подходящий человек на подходящем для него месте. Он умеет найти настоящую причину самых больших трудностей. Между прочим, Шпеер безоговорочно поддержал предложенную Крозиком финансовую реформу, что совершенно правильно. В денежном вопросе мы должны снова обрести твердую почву под ногами.

Я читаю относящиеся к 1808 году меморандумы Гнейзенау и Шарнхорста о подготовке народной войны. Тогда дела обстояли точно так же, как сейчас, и мы должны защищаться от врага теми же средствами, что и перед освободительными войнами.

В Берлине мы испытываем очень серьезные трудности в связи с нехваткой электроэнергии. Наши электростанции в самом Берлине, а также линии электропередач сильно разрушены, так что в результате у нас в столице даже в важнейших отраслях военной промышленности возникла огромная безработица. Это серьезно отражается также на подаче сигналов воздушной тревоги. Иногда мы не в состоянии привести в действие нашу систему оповещения.

Нормы бензина в столице империи урезаны еще больше. Теперь, как правильно замечает Шах, мы едва в состоянии обеспечить бензином наши пожарные автомашины.

Имел длительную беседу с гаулейтером Эггелингом, который докладывал мне о своей озабоченности по поводу имперского руководства. Все то, что он конкретно критикует, мне хорошо известно. Он не может добавить ничего нового. В особенности его высказывания направлены против Геринга, и он выражает изумление, что фюрер еще не выбросил его на свалку.

Гаулейтеры в отчаянии от проявляемой фюрером нерешительности в важнейших кадровых вопросах, и они убедительнейшим образом просят меня — как теперь снова Эггелинг — неустанно добиваться того, чтобы побудить фюрера произвести изменения по крайней мере в руководстве военной авиации и в руководстве немецкой внешней политики.

Я серьезно недоволен журналом «Рейх». В нем снова появилась статья Шварца ван Берка, противоречащая нашим общим положениям. Этот «Рейх» вообще отличается тем, что играет своего рода роль стороннего наблюдателя. Против этого я приму энергичные меры. Ведь задача «Рейха» состоит в том, чтобы как можно умнее, как можно острее и как можно решительнее защищать наши общие концепции, а не идти собственным путем.

Вечерняя сводка не радует. Противник проник в Крефельд. Он находится около Нёйса, то есть значительно продвинулся в жизненно важном для нас районе. Рубеж по реке Эрфт мы, слава Богу, в общем и целом удерживаем. О прорыве говорить еще нельзя. Но положение стало очень опасным. Вероятно, нам придется отвести войска из района Венло, иначе они рискуют быть отрезанными. Город Трир окружен. В общем, следовательно, виды на ближайшие дни мрачные.

Да и на востоке наши мероприятия не возымели того действия, на которое мы, собственно, рассчитывали, особенно те, что были предприняты нами в районе Западной Померании с целью отрезать путь продвинувшимся передовым советским танковым частям. Меры эти до сих пор не увенчались успехом. Противник проталкивает свои силы дальше, и его отнюдь не беспокоят наши контрудары. У Арнсвальде противнику удалось глубоко вклиниться, зато его попытки продвинуться у Цобтена были отбиты.

Я получил печальное известие. Погиб мой старый друг и сотрудник Ойген Хадамовски, ведший в атаку свою роту. Пуля попала ему в сердце, и он тотчас же скончался. В его лице я потерял одного из моих спутников жизни, много лет неустанно и преданно сопровождавших меня. Я сохраню о нем благодарную память. Какие только жертвы не приносятся, какая драгоценная кровь не проливается в этой войне! Но если посмотреть хладнокровно на переживаемый нами мировой кризис, то можно прийти к мысли, что следует только завидовать выпавшей Хадамовски доле.

                   4 марта 1945 года, воскресенье Вчера Военное положение.

  На востоке основные бои по-прежнему идут в районе Померании, где противник пытается массированными силами расколоть наш северный фланг и оттеснить нас. В районе между Кёзлином и Шлаве части противника пересекли у речки Грабов шоссе Кёзлин — Штольп. В результате контратаки, которую немецкие войска предприняли из района Руммельсбурга в юго-западном направлении и в ходе которой был отвоеван сам Руммельсбург, наши войска продвинулись еще примерно на 10 километров южнее Руммельсбурга, но натолкнулись затем на сильнейшее сопротивление противника и дальше не пробились. Линия нашей обороны проходит теперь примерно в 10 километрах северо-западнее Руммельсбурга и затем идет через Хайдероде в восточном направлении до Вислы. Левый фланг клина, охватывающего район Нойштеттин — Бублиц — Кёзлин, проходит примерно в 20 километрах западнее Нойштеттина в северном направлении. И здесь наши контратакующие войска после первых успехов не смогли продвинуться дальше. Давление противника, стремящегося расширить район вклинения на запад, не ослабевало, но он не смог проникнуть глубже. Еще одним районом особенно интенсивных боев является клин севернее Реца. Здесь противник предпринял атаку танковыми силами в северном направлении, и отдельные передовые отряды танков продвинулись вдоль шоссе и железной дороги Штаргард [Старгард] — Кёзлин до района южнее Лабеса. Другие силы двинулись из района севернее Реца в направлении Штаргарда на запад. Одновременно Советы развернули наступление из района Арнсвальде в северном направлении и у Цахана пересекли железную дорогу Штаргард — Рец. Также у Пирица и западнее, между ним и железной дорогой, противник предпринял наступление в направлении Штеттина и вклинился на глубину шесть — восемь километров. Пириц был взят противником. В Словакии противник продолжал свои ожесточенные атаки южнее Шемница [Банска-Штьявница] и восточнее Альтзоля. На примыкающем фронте вплоть до Бреслау ничего существенного. Атаки на наши позиции в Цобтене вчера несколько ослабли и были полностью отбиты. Между Лёвенбергом и Лаубаном и между Лаубаном и районом северовосточнее Гёрлица наши войска, атакуя, продвинулись в восточном и северо-западном направлениях на глубину до восьми километров. На участке по Нейсе и Одеру никаких примечательных событий. Лишь южнее Кюстрина противнику удалось расширить свое предмостное укрепление западнее Гёрица на несколько сот метров вплоть до высот. Ожесточенные атаки Советов в Восточной Пруссии снова сорвались, натолкнувшись на стойкое сопротивление наших обороняющихся сил. Только у Цинтена противнику удалось осуществить незначительное вклинение. В Курляндии было спокойнее.

На западе крупные американские наступательные операции развертывались в районе между Нейсом, Крефельдом и Венло. После того как накануне противнику удалось достичь окраин Нёйса, вчера он пробился через Нёйс до мостов через Рейн. Севернее их он продвинулся вдоль шоссе Нёйс-Мере примерно еще на 10 километров. Наступая южнее Крефельда, противник вышел на южную сторону города и занял вокзал. Здесь идут тяжелые уличные бои. Наступая из района Венло, противник достиг реки Нирс югозападнее Кемпена. Одновременно англичане и канадцы продолжили свои атаки из района Гоха в южном направлении, но не смогли добиться существенных успехов. Главный удар был здесь направлен против Ксантена. Попытки противника вклиниться в нашу новую линию от Зонсбека до Кефелара потерпели неудачу. Главные бои ведутся в лесу примерно в 10 километрах западнее Ксантена. На участке по реке Эрфт и в районе южнее Дюрена противник продолжал свои чрезвычайно ожесточенные атаки, но положение здесь осталось без существенных изменений. Между Нейсом и Гревенбройхом наши войска, предпринявшие атаку вдоль шоссе Юлих-Нёйс, нанесли удар по флангу противника. Противнику удалось вторгнуться в Гревенбройх и несколько продвинуться также южнее его. На самом участке по реке Эрфт атаки противника были отбиты и посредством контратак наших войск было ликвидировано несколько вклинений противника. Севернее Цюльпиха противнику удалось несколько продвинуться в направлении на Бонн. Здесь наши войска стоят еще западнее реки Эрфт. В горах Эйфель по обе стороны Прюма противник снова предпринял ожесточенные атаки, осуществив незначительные местные вклинения. В районе Трира он усилил свой натиск в направлении с севера на юг; он был здесь остановлен на рубеже, проходящем примерно в четырех-пяти километрах севернее и северо-западнее города. Наступая в обход Трира, противник смог продвинуться до южного моста на Мозеле. В районе Церфа он продолжал оказывать давление, но все его атаки были отбиты.

В Италии, судя по поступившим оттуда сообщениям, не происходит никаких особенных боевых действий.

В прифронтовых районах на западе вчера очень активно действовала авиация противника. Главные удары вражеских истребителей-бомбардировщиков и подразделений двухмоторных самолетов были направлены против Мюнстерланда, района между Рейном и Майном, Рейнской области и Вестфалии.

В пределы рейха вторглось примерно 1250 американских четырехмоторных бомбардировщиков под прикрытием крупных сил истребителей; они совершили налеты на Дрезден, Шварцхайде, Белен, Эспенхайм, Хемниц и Магдебург. 350 британских четырехмоторных бомбардировщиков, прикрываемых истребителями, совершили налеты на Кёльн и на объекты, расположенные в прифронтовой области. В Кёльне серьезно поврежден собор. Примерно 150 британских бомбардировщиков, прикрываемых истребителями, совершили налеты на транспортные объекты в районе Кобленц — Нойвид. По поступившим до сих пор сведениям, истребители и зенитная артиллерия сбили 35 вражеских самолетов.

Около 350 американских четырехмоторных бомбардировщиков, прилетевших из Италии, совершили налет на Линц. Несколько бомб было сброшено на Виллах и Грац.

Ночью небольшое английское боевое подразделение производило минирование Скагеррака. Были предприняты беспокоящие налеты на Берлин и Кассель. Сбито три «москито».

На западе у нас сейчас чрезвычайно тяжелое положение. Развернувшиеся там события заставляют задуматься, и при известных обстоятельствах, если ранее не представится возможность закрепиться на участке по реке Эрфт, нам будет необходимо отступить к Рейну. Подобного оборота событий мы, собственно, не представляли себе, хотя, с другой стороны, нельзя упускать из виду, что для нас Рейн, естественно, является весьма выгодным рубежом обороны. Если иметь в виду военную промышленность, то наши потери будут невелики, так как подавляющая часть имевшихся там ранее предприятий разрушена авиацией противника. Сами по себе эти факты, конечно, довольно неутешительны; но к чему жаловаться? Мы должны попытаться задержаться в каком-нибудь месте, безразлично где, чтобы подождать дальнейшего развития политических событий. На них мы можем надеяться.

Сейчас и в США жизнь также вошла в военную колею, что, естественно, не очень радует американцев. Как нам сообщают некоторые агенты, ныне и в Соединенных Штатах война была повседневностью. Конечно, американский народ не переносит тягот военного времени с такой же стойкостью, как, например, немецкий или русский народ. Одна забастовка сменяется другой, и сейчас очередь за шахтерами.

В Англии также ширится забастовочная лихорадка. Докеры и портовые рабочие по всяким пустяковым поводам прекращают работу. За этими забастовками легко увидеть политические мотивы. Здесь замешан Кремль.

Прямо-таки сенсационное признание делает «Дейли мейл», заявляя, что я был как раз тем человеком, который уже два года назад дал правильную оценку польскому вопросу и пророчил английскую уступчивость по отношению к Кремлю. В этом заявлении Черчилль обнаружит, что его на редкость остро критикуют. «Дейли мейл» в общем стоит на нашей позиции в оценке проблемы Польши и упрекает Черчилля в том, что он все время лишь монотонно повторяет боевой клич: «Бейте гуннов!», между тем как Англия постепенно клонится к своему закату.

Вообще в данный момент меня радуют чрезвычайно хорошие отклики нейтральной и даже вражеской прессы. Газеты нейтральных стран, например социал-демократические газеты Швеции, превозносят до небес мою последнюю речь по радио и хвалят меня как кудесника в области политической психологии и как самого умелого в мире пропагандиста. И это действительно так. Ведь требуется огромное умение приспосабливаться, чтобы на нынешней стадии войны обращаться как к собственному народу, так и ко всему миру в такой форме, чтобы, с одной стороны, говорить правду, а с другой — не наносить ущерба вере немецкого народа в победу.

Последняя речь де Голля во французском Национальном собрании была сплошным стоном. Он возлагал на союзников вину за отчаянное положение, в котором в настоящее время находится Франция. По его словам, Франция не может жить и не может умереть. Французский народ страдает от такой массовой безработицы, какой еще никогда не было во французской истории.

То же самое происходит в Бельгии. Страна голодает. Бельгийское правительство тоже разразилось тяжелейшими обвинениями в адрес западных союзников, которые не в состоянии выделить хотя бы небольшой тоннаж для обеспечения нужд народов Западной Европы.

События в Румынии развиваются в соответствии с пожеланиями Кремля. Королевский дом предпринял отчаянную попытку спасти положение, назначив принца Штирбея премьер-министром. Тем самым там хотели заручиться более сильной поддержкой англо-американцев, но эти расчеты были опрокинуты Кремлем, когда представитель Сталина в Румынии Вышинский категорически отклонил кандидатуру принца Штирбея и расчистил Петру Грозе путь к посту премьер-министра. Петру Гроза — интеллигент, явно настроенный леворадикалистски. Здесь, следовательно, нельзя уже больше говорить о Керенском, а следует говорить, скорее, о маленьком Ленине. Пройдет немного времени, и предательский румынский двор вместе с королем-мальчиком Михаилом будет отстранен от власти, а сама Румыния будет присоединена к Советскому Союзу как новая советская республика.

В Польше американцы очень хотели бы сделать премьер-министром одного из польских князей церкви. Я полагаю, что в Кремле будут смеяться до упаду, когда узнают об этом предложении, ибо у Сталина наверняка и в мыслях не было реорганизовать Люблинский комитет или отказать ему в поддержке. Это был небольшой утренний подарок для Ялтинской конференции, который молчаливо взяли назад после ее окончания.

Советы, продвинувшись в Восточной Померании, снова поставили нас в несколько критическое положение. Мы этого не ждали, хотя, собственно, и должны были бы ждать, ибо мы слишком слабы на всех участках фронта. Поэтому Советам ничего не стоит сконцентрировать где-либо свои силы и затем прорвать фронт, а нам приходится перебрасывать наши соединения, как пожарную команду, на горящие участки фронта и после тяжелых потерь снова кое-как заделывать дыры.

Из Финляндии через Швецию поступают очень тревожные сообщения. Согласно им, Советы закрыли теперь всякое сообщение между Хельсинки и заграницей — признак того, что они намерены повторить румынский пример в Финляндии. Положение здесь крайне обострилось, что вызывает в Лондоне сильнейшее недовольство. В Финляндии возникло положение, которое при известных обстоятельствах очень скоро приведет к взрыву. В Стокгольме прямо-таки ошеломлены этим; правда, у шведов нет никаких оснований разыгрывать из себя застигнутых врасплох, ибо ведь именно они все время советовали финнам вступить на роковой путь совместных действий с Советским Союзом.

В полдень у меня длительная беседа со Штуккартом о проблеме эвакуации. Штуккарт докладывает мне о принятых, уже подготовленных и подлежащих принятию мерах. В целом по всей территории рейха эвакуировано на данный момент около 17 миллионов человек. Эта цифра прямо-таки ужасает. Отдельные гау переполнены на 400 процентов. Можно себе представить, каково здесь положение. Нам помогают, конечно, роскошные жилищные условия, которые были у нас до войны. Штуккарт был вынужден в большой степени очистить за ночь также значительную часть Восточной Померании. Здесь снова были приведены в движение около 800 тысяч человек. Их приходилось большей частью перевозить на судах, так как продвинувшиеся Советы пересекли проселочные дороги. В рейхе стало довольно тесно. Вследствие этого мы решили больше не производить эвакуации с запада. На западе и в случае продвижения англо-американцев следует примириться с обстоятельствами. Если бы мы полностью освободили от людей также запад, то внутри рейха возникла бы такая перенаселенность, что фактически уже негде было бы разместить людей.

Я обсуждаю также со Штуккартом вопрос о предварительной частичной эвакуации и, возможно, о полной эвакуации женщин и детей из Берлина, если это станет необходимым в экстренном случае. Штуккарт уже провел соответствующие приготовления, так что мы имеем в нашем распоряжении жилье по крайней мере для 1,5 миллиона человек. Было бы замечательно, если бы мне вообще не пришлось занимать эти квартиры; но хорошо то, что настраиваешься на худшее, так как тем сильнее будешь стараться обеспечить лучшее.

Впрочем, Штуккарт официально сообщил мне, что он, если будет предпринято наступление на Берлин или если Берлин будет окружен, твердо намерен остаться в городе; то же, кстати, заявили мне и многие другие министры и статс-секретари. Все отдают себе отчет в том, что борьба за Берлин решит также вопрос о всей этой роковой борьбе нашего народа.

У меня состоялся серьезный разговор с главным редактором «Рейха» Шпарингом о последних промахах, допущенных в этом журнале. Эти промахи теперь решительно устраняются. У меня нет желания допустить постепенное вырождение «Рейха» в пораженческий орган. «Рейх» должен делать честь своему имени. В настоящее время он должен носить боевой характер и высоко поднимать знамя нашего сопротивления. В борьбе нашего народа за свободу и равноправие «Рейх» должен сыграть такую же роль, какую сыграла газета «Ангриф» в борьбе за власть внутри страны. Поэтому недопустимо, чтобы «Рейх» снова и снова предавался интеллектуальной болтовне. Он должен подавать немецкие концепции войны в возможно более разумной, радикальной, поднимающей дух и закаляющей волю форме.

Капитан Клас докладывает мне о своих мероприятиях по распространению газеты «Фрон унд хаймат» на фронте. С одной стороны, нам теперь легче доводить газету до каждого солдата, но с другой стороны, это делать и труднее. Легче постольку, поскольку пути на фронт стали короче; труднее постольку, поскольку эти пути чрезвычайно усложнились вследствие нарушения транспортных связей. Несмотря на это, мы должны приложить все силы для того, чтобы вручать солдатам два раза, а по возможности даже три раза в неделю хорошую политическую газету. Но в этом меня лишь слабо поддерживает отдел пропаганды верховного командования вермахта, о котором прежде всего идет речь. На этот отдел нагрянула комиссия по проверке тотальной мобилизации. При этом выяснилось, что в отделе могут быть высвобождены 550 офицеров и рядовых. Я намерен сконцентрировать всю пропаганду на вермахт в новом отделе министерства пропаганды и оставить в верховном командовании вермахта лишь небольшой отряд, задача которого состояла бы в том, чтобы обеспечить технически и организационно проведение в жизнь политико-пропагандистских директив, разработанных в министерстве пропаганды отделом пропаганды на вермахт. Таким образом, одним выстрелом я убью двух зайцев: с одной стороны, высвобожу для фронта значительное число военнослужащих для возмещения потерь, а с другой — обеспечу наконец координацию для возмещения военной пропаганды, что крайне необходимо сделать и, собственно, было необходимо сделать еще в начале войны.

Над немецкой землей снова свирепствовал вражеский воздушный террор. Налетам подвергались Дрезден, Хемниц, Магдебург и Линц. Мы сбили около 70 самолетов. Этого, конечно, далеко не достаточно для, того, чтобы отбить у противника охоту залетать в воздушное пространство рейха; но это лучше, чем ничего. В последние дни нам почти не удавалось сбивать самолеты.

Обсуждаю с моими сотрудниками, занимающимися вопросами тотальной мобилизации, проблему, имеющую решающее значение для восполнения потерь в вермахте. Повсюду в рейхе жалуются на то, что солдаты тысячами разъезжают по железной дороге; одни из них имеют командировочное предписание, у других же его нет. Эти солдаты представляют собой значительный контингент нашего вермахта, но, согласно имеющимся данным, они не поддаются учету. Теперь этого не должно больше быть. Только командующий генерал должен иметь право выдавать на фронте командировочное удостоверение солдату для побывки на родине. И вот мы решили тотчас же задерживать на вокзалах солдат, не имеющих командировочных удостоверений, и формировать из них новые дивизии. Я полагаю, что благодаря этому будет сформировано поразительно большое количество войсковых единиц. Впрочем, я вообще придерживаюсь мнения, что мы должны принять строгие меры не только в этой области, но и в ряде других областей, чтобы сформировать новые войсковые соединения. Нынешняя организация вермахта берет свое начало в добром старом времени, когда мы могли роскошествовать в деле использования людских ресурсов. Но это время прошло, и вермахт также вынужден делать свои выводы из новой обстановки.

Во второй половине дня я занимался корректурой моей новой книги, «Закон войны», которая будет издана карманным форматом массовым тиражом. В этой книге содержатся не актуальные, а принципиальные статьи о войне, ее философии и основных положениях, опубликованные мною в истекшие годы в «Рейхе» или в «Фёлькишер беобахтер». Написанное Моделем предисловие к книге великолепно и для меня очень лестно.

С запада поступили вечером лишь очень скудные вести, американцы значительно усилили давление на фронте своего выступления. Мы пытаемся несколько ослабить его посредством некоторых контрмер. Как сложится положение в пространственном отношении, станет известно около полуночи.

В Восточной Померании положение ухудшилось еще больше. Советы предприняли охватывающий маневр, повернув оба фланга наступающих войск и явно планируя котел. Мы перебрасываем в этот угрожаемый район некоторые силы, чтобы деблокировать его и тем самым сорвать советский план. Потерян Шифельбайн. Наши войска сражаются прекрасно. Не может быть и речи о том, чтобы объяснять нынешнее критическое положение их деморализацией.

На одерском фронте не произошло никаких изменений. У Цобтена все советские атаки отбиты, а в Гёрлице у нас есть даже успехи, хотя и скромные.

Фюрер посетил 1-й корпус на Восточном фронте. Визит был нанесен в первую очередь дивизиям «Дёбериц» и «Берлин». Впечатление, вызванное визитом фюрера среди офицеров и солдат, огромное. Я считал бы правильным, чтобы теперь фюрер чаще выезжал на фронт. Тем самым был бы положен конец отвратительным слухам о том, что фюрер будто бы недостаточно заботится о фронте. Он конечно, достаточно заботится, но его забота проявляется не в такой форме, какая доступна примитивному солдатскому восприятию. И все же по причинам психологического порядка было бы необходимо, чтобы фюрер в чисто личном и чисто человеческом плане предстал взорам фронтовиков таким, каков он в действительности.

Вечером по радио передавалась из осажденной крепости Бреслау речь гаулейтера Ханке. Она захватывает силой воздействия и преисполнена достоинства и высокой политической морали, заслуживающих восхищения. Если бы все наши гаулейтеры на востоке были такими и работали так, как Ханке, то наши дела обстояли бы лучше, чем они обстоят в реальности. Ханке — выдающаяся фигура среди наших гаулейтеров, действующих на востоке. В нем видна берлинская школа.

С наступлением темноты нас вновь ожидали ставшие регулярными налеты «москито» на Берлин. Население имперской столицы постепенно уже привыкло к необходимости каждый вечер проводить по одному-два часа в бомбоубежищах.

5 марта 1945 года, понедельник Вчера Военное положение

  На померанском фронте продолжаются тяжелые бои с Советами, продвигающимися на север. Из района своего вклинения между Драмбургом и Лабесом противник подошел с юга вплотную к Гегенвальде и Шифельбайну. Восточнее Шифельбайна он пересек железнодорожную линию Щифельбайн — Бад-Польцин. Передовые наступающие силы противника находятся примерно в 20 километрах к югу от Наугарда. Наступая из Арнсвальде в направлении Штаргарда, он оттеснил наши обороняющиеся войска в район непосредственно восточнее и южнее Штаргарда. Западнее Пирица большевики продвинулись в район, находящийся в 15 километрах восточнее Грайфенхагена. Из района вклинения Бублиц — Руммельсбург, где наши контратаки не удались, враг сумел продвинуться дальше на запад. Сейчас он находится примерно в 10 километрах юго-восточнее и северо-восточнее Бельгарда, а также между Кёзлином и Шлаве. И в восточном направлении противник сумел захватить несколько километров дороги на Бютов. Отсюда снова начинается наш сплошной фронт, проходящий примерно в 20 километрах южнее Бютова в общем направлении на юго-восток до Меве. В ходе ожесточенных боев противник сумел глубже вклиниться в Грауденц, который он поджег при обстреле. Гарнизон еще сражается. В Восточной Пруссии противник безуспешно продолжал свои атаки, особенно севернее Цинтена. Были также отбиты ожесточенные атаки на Кёнигсберг с севера. Наши местные атаки в Замланде привели к дальнейшему овладению пространством. Под Прехульном было отбито несколько атак противника, предпринятых силами полка; с возобновлением крупных атак пробника следует считаться в ближайшие дни.

На фронте Одер — Нейсе без особых перемен. Вражеские плацдармы севернее Фюрстенберга и южнее Губена были ограничены в результате наших атак. Между Гёрличем и Лёвенбергом наши атаки привели к местному продвижению вперед. Были отражены усиленные атаки противника из Гольдберга на юг и против Цобтена; вражеские позиции у Цобтена разбиты артиллерийским огнем. Провалились сильные советские атаки с севера и юга против Бреслау. Южнее Оппельна ограничен вражеский плацдарм. Восточнее Шварцвассера наблюдается концентрация советских войск.

В Словакии врагу удалось несколько потеснить наши обороняющиеся войска южнее Шемница и восточнее Альтзоля.

На западе продолжались безуспешные атаки английских и канадских дивизий между Маасом и Рейном. Юго-западнее Ксантена враг был отброшен в результате наших контратак. Между Крефельдом и Гельдерном американцы продолжали продвигаться вперед. Противник находится примерно в пяти километрах восточнее Гельдерна. Восточнее Кемпена ему удалось перерезать шоссе Крефельд-Гельдерн. В районе между Крефельдом и Мерсом происходят оживленные бои. У Оберкасселя, напротив Дюссельдорфа, сохранился наш плацдарм на западном берегу Рейна. Фронтальной атакой в районе Кёльна враг был остановлен на шоссе Гревенбройх — Кёльн примерно в шести километрах юго-восточнее Гревенбройха. По обе Стороны шоссе Юлих — Кёльн американцы перешли рубеж реки Эрфт в направлении Кёльна. Они ведут здесь примерно в 20 километрах северо-западнее и юго-западнее Кёльна ожесточенные бои с нашими войсками. Между Дюреном и Эйскирхеном противник захватил Цюльпих. В горах Эйфель по обе стороны Прюма продолжались местные бои, не приведшие к существенному изменению положения. Восточнее Битбурга противник перешел в двух местах реку Килль. Севернее Трира вражеские танки продвинулись до Эранга-на-Килле. В восточной части Трира ведутся уличные бои. В районе Форбаха проиходили только местные бои.

С итальянского фронта каких-либо особых сообщений нет.

На Восточном фронте наблюдались интенсивные вражеские воздушные налеты в Померании и на одерском участке. Наши главные усилия прилагались в Силезии.

На западе весь день наблюдались интенсивные налеты вражеских двухмоторных бомбардировщиков, истребителей-бомбардировщиков и штурмовиков. Удары были сосредоточены на районах Среднего Рейна, Мюнстерланда и на рейнско-вестфальском промышленном районе. Совершались налеты также на районы Штутгарта и Висбадена.

Около 1100 американских четырехмоторных бомбардировщиков под сильным прикрытием истребителей совершили налеты на Центральную, Западную и Северо-Западную Германию, в том числе на Хемниц, Магдебург, Ганновер, Брауншвейг, Билефельд, Хильдесгейм, Шварцхайде, Гютерсло, Эрфурт, Плауэн, Нинбург, Пейне, Нинхаген. Истребители и зенитчики сбили, по последним сообщениям, 20 вражеских самолетов. Ночью примерно 500 английских четырехмоторных бомбардировщиков совершили налеты на Дортмунд и канал Дортмунд-Эмс. Имели место вражеские налеты на Берлин, Вюрцбург и Эмден. Сбито 14 самолетов.

Трудная проблема возникает сейчас для нас потому, что наше население сравнительно благожелательно относится к англо-американцам в захваченных ими западных районах. Я, в сущности, не ожидал этого; в частности, я верил, что фольксштурм будет сражаться лучше, чем было на самом деле. Но не следовало забывать, что население очень сильно пострадало от воздушных налетов и поэтому было совершенно сломлено. Таким образом, когда оно немного придет в себя, вероятно, оно опять станет вести себя по-прежнему. Во всяком случае, англо-американцы чрезвычайно рекламируют такое отношение к ним населения. Однако они не сознают, что проявляемое дружелюбие — притворство.

В западном вражеском лагере по-прежнему отмечается исключительно резкая критика ялтинских решений. Она постепенно растет как в Англии, так и в Соединенных Штатах. Недоверие к Кремлю сохраняется, и оно поддерживается событиями в Румынии и Финляндии. Некоторые американские сенаторы очень резко выступили против политики Рузвельта. Но я могу лишь опять подчеркнуть, что эти признаки начинающегося прозрения пока не имеют какого-либо политического значения.

Более важно отметить забастовки рабочих, непрерывно возникающие и в Англии, и в США. Они позволяют сделать вывод о серьезном ослаблении морального духа, в частности среди рабочих обоих этих западных государств. Забастовки возникают в основном по ничтожным поводам — доказательство того, что за этим кроется руководящая рука Кремля.

Чрезвычайно мрачно описывается также англо-американскими корреспондентами положение в Сербии. Тито усердно трудится над включением всей Сербии в сферу влияния Кремля. Голод в Сербии создает для этого наилучшие предпосылки.

Примечательно заявление госдепартамента США о том, что Соединенные Штаты по-прежнему признают Прибалтийские государства и предоставляют их дипломатическим представителям экстерриториальные права. Это заявление США едва ли можно понять. Военно-политическое положение в целом граничит почти с безумием. Оно полно поистине кричащих противоречий, которые вообще больше не доступны пониманию непосвященных людей.

Кроме того, Сталин создает все новые военные факты, которые обеспечивают ему преимущество перед Рузвельтом и Черчиллем. В Померании для нас сейчас создалось поистине безнадежное положение. Развитие событий там дает повод для самых серьезных опасений. Наш фронт там совершенно разорван, и в настоящий момент не видно, как мы могли бы занять здесь снова прочные оборонительные позиции. Многие наши самые лучшие части в этом районе либо отрезаны, либо вообще окружены. Конечно, мы пытаемся перебросить туда с берлинского фронта все, что еще можно взять отсюда; но это опять-таки приглашение Сталину как можно быстрее решиться на удар по Берлину.

Развитие событий в Финляндии зашло теперь настолько далеко, что финское правительство объявляет войну Германии. Надо учесть, что Маннергейм капитулировал, чтобы обеспечить мир Финляндии. После этого национальная руководящая верхушка медленно подавляется, Сталин отрезает Финляндию от внешнего мира, а затем Финляндия должна — уже на другой стороне — снова вступить в войну. Вот результат политики Маннергейма. Такова цена «прозорливости», проявленной маршалом, вступившим на скользкий путь политики.

Как Румыния идет прямо к хаосу, так, я считаю, и Финляндия ненадолго отстанет от нее. Советы требуют сейчас выдачи еще оставшихся в живых руководителей бывшего финского сопротивления; между прочим, они откровенно добиваются отстранения Рюти.

В рейхе отвратительная погода: снег, дождь, холод и ледяной ветер. Я использовал воскресенье, чтобы немного отдохнуть. Но работу, конечно, нельзя прервать.

К сожалению, за прошедшие 24 часа опять были совершены массированные воздушные налеты на территорию рейха. Их число вообще невозможно больше подсчитать. Американцы летают, почти не встречая сопротивления, над всей территорией рейха, разрушая один город за другим и нанося нашему военному потенциалу такой ущерб, который уже нельзя восполнить.

В полдень я воспользовался возможностью почитать кое-что. В частности, меня увлекает сейчас книга Карлейля о Фридрихе Великом. Какой пример для нас и какое утешение и ободрение в эти трудные дни! Сердце снова учащенно бьется от этого описания. В прусско-германской истории были времена, когда судьбы государства и народа находились на острие ножа в еще большей степени, чем сегодня. И тогда народ и государство спасали отдельные великие личности; то же самое должно произойти и сегодня.

Правда, из-за развития военных событий иногда кажется, что у нас остается лишь небольшая надежда на какие-то ощутимые перемены. На западе противник за воскресенье во многих местах достиг Рейна. Мосты через Рейн нами взорваны. Плацдарм, который мы намеревались создать вокруг Нёйса, выглядит теперь едва ли осуществимым. Противник стоит уже в восьми километрах от Кёльна. Хотя он и потерял с начала своего наступления 960 танков, что означают для него такие потери при его военном превосходстве? Сдержать его можно только ценой потерь в живой силе.

Еще хуже положение на востоке. Особенно резко обострилось оно в районе Померании. Вклинения или, скорее, прорывы противника носят здесь поистине роковой характер. Советские танки уже находятся под Кольбергом. Наши позиции в Померании можно считать окончательно разорванными. Противник сумел соединить оба своих клина; между ними еще находятся очень крупные германские силы, и враг стремится сейчас создать вокруг них три роковых котла. Такое развитие событий оказывает почти потрясающее воздействие. К тому же противник провел мощные атаки на Бреслау, где уже пробился к центру города. В районе Лаубана наша собственная атака, к несчастью, опять не удалась. Вдобавок вскоре мы ожидаем крупное наступление Советов на район Моравска-Остравы. Здесь нам надо было бы любой ценой отразить вражеское наступление, ибо, потеряв еще и эту промышленную область, мы едва ли сумеем обойтись остающимся военным потенциалом.

Вечером был с докладом у фюрера. В отличие от последней встречи я нахожу его несколько подавленным, что также объяснимо, если учесть развитие военных действий. К тому же он немного нездоров; я замечаю с ужасом, что нервная дрожь его левой руки значительно усилилась. Его поездка на фронт в это воскресенье прошла хорошо. Фюрер вернулся оттуда с большими впечатлениями. Генералы проявили себя с лучшей стороны, а солдаты приветствовали фюрера возгласами ликования. Но, к сожалению, фюрер отказывается дать сообщение в печати о своем посещении фронта. Оно было бы сегодня необходимым как хлеб насущный.

Что касается положения на востоке, то фюрер надеется еще на возможность поправить дела в Померании. Он направил сейчас туда крупные войсковые формирования, которые должны оказать помощь в критических местах. Правда, я опасаюсь, что этих формирований будет недостаточно для действенного отражения наступления Советов. Восстановить разорванный фронт исключительно трудно. К тому же Гиммлер болен; правда, он продолжает руководить своей группой армий, но ведь известно, с какими трудностями это связано.

Фюрер снова подчеркивает, что в отличие от генштаба он ожидал удара Советов сначала по Померании, а не по Берлину. Таким образом, фюрер еще раз оказался прав со своим прогнозом. Тем не менее генштаб неправильно использовал силы, сосредоточив их на Одере для прикрытия Берлина. Гиммлер тоже считал, что удар сначала последует по Берлину. Фюрер сказал, что он позволил генштабу уговорить себя. Но теперь поздно исправлять ошибку. Мы вынуждены теперь опять заниматься временным латанием дыр. Я не понимаю, почему фюрер, имея такой трезвый ум, не может одержать верх над генштабом, ибо, в конце концов, он ведь фюрер, и он обязан приказывать. Впрочем, фюрер правильно говорит, что положение на востоке надо оценивать, соотнося с ситуацией, которая рисовалась нам примерно четыре недели назад. Поэтому он прав, заявляя, что, несмотря ни на что, сегодня можно еще констатировать облегчение. Четыре недели назад положение было таково, что большинство военных экспертов считало, что у нас нет абсолютно никаких шансов. Как справедливо заметил фюрер, в Берлине уже подумывали об отъезде, считая столицу потерянной. Если бы тогда фюрер сам не приехал в Берлин, и не взял дела в свои руки, то сегодня наши войска, возможно, уже находились бы на Эльбе.

Я подробно докладываю фюреру о своем разговоре с генералом Власовым, в частности о средствах, которые он использовал по поручению Сталина поздней осенью 1941 года для спасения Москвы. Советский Союз находился тогда точно в такой же ситуации, как мы сейчас. Но тогда Советы приняли самые решительные меры, на которые сегодня у разного рода наших руководителей не хватает мужества. Я докладываю фюреру свой план — собрать солдат, находящихся на колесах, и создать из них новые части. Фюрер одобряет этот план. Он также соглашается образовать теперь в Берлине несколько женских батальонов. Есть множество женщин, выражающих желание пойти сейчас на фронт, и фюрер считает, что, раз они идут добровольно, значит, несомненно, будут сражаться как фанатики. Надо использовать их на втором рубеже; тогда у мужчин пропадет желание отступать с первого.

Что касается фронта в Силезии, то фюрер считает его пока стабильным. Он весьма доволен работой, которую проделал здесь Шёрнер. Наивысшую оценку дает он и деятельности Ханке. Он слышал речь Ханке по радио, и она ему очень понравилась.

Несколько беспокоит фюрера Моравска-Остравский промышленный район. В этом районе Советы сосредоточили много войск, и через несколько дней здесь надо ожидать вражеского удара. Фюрер полон решимости держаться здесь при любых обстоятельствах, то есть насколько хватит наших сил. 6 марта, в ближайший вторник, начинается наше наступление в Венгрии. Фюрер опасается, что противник уже узнал о сосредоточении наших войск в этом районе и соответственно подготовился к отпору. Тем не менее он надеется, что наше наступление завершится полным успехом. Ведь здесь к наступлению у нас готовы отборные войска под командованием Зеппа Дитриха.

Генштаб сознает сейчас необходимость нашего удара в Венгрии, хотя до сих пор всячески противился мысли о том, что сначала нам надо проявлять активность здесь. Но теперь, прежде всего в связи с проблемой обеспечения бензином, он осознал, что нам надо при любых обстоятельствах удержаться в Венгрии, если мы не хотим совсем отказываться от ведения моторизованной войны. Фюрер прав, говоря, что Сталин имеет целый ряд выдающихся военачальников, но ни одного гениального стратега; ибо если бы он имел его, то советский удар наносился бы, например, не по барановскому плацдарму, а в Венгрии. Если бы нас лишили венгерской и австрийской нефти, то мы оказались бы вообще неспособными к контрнаступлению, которое мы планируем на востоке.

Большое беспокойство, конечно, доставляет фюреру положение на западе. И здесь также можно считать фронт большей частью разорванным. Тем не менее фюрер полагает, что мы должны суметь удержать Рейн, поскольку это важный оборонительный рубеж. Он отдал приказ действовать при всех обстоятельствах так, чтобы можно было удержать на западном берегу Рейна еще несколько плацдармов. На западе недостает больше оружия, чем солдат. Тем не менее фюрер считает, что нам надо по возможности больше мобилизовать и обучать солдат, ибо недостаток оружия, конечно же, не избавляет нас от обязанности подготовки необходимых контингентов войск на возможный крайний случай.

Модель частично утратил контроль за событиями на западе. Но его нельзя винить за это. На западе было слишком мало войск. Если бы мы на самом деле не смогли больше держаться на западе, то, как я настойчиво доказывал фюреру, рухнул бы наш последний военно-политический тезис, англо-американцы продвинулись бы до Центральной Германии и у них не было бы ни малейшего повода вообще вступать с нами в переговоры.

Наша задача должна состоять сейчас в том, чтобы выстоять при любых обстоятельствах. Хотя кризис в лагере противника и принимает значительные размеры, еще вопрос, дойдет ли дело до взрыва, пока мы в состоянии оказывать какое-то сопротивление. Такой взрыв в лагере противника, пока мы еще не повергнуты, является предпосылкой для успешного окончания войны.

Фюрер снова резко критикует генштаб. Я же задаю ему вопрос, насколько серьезно может повлиять такая критика. Ему надо послать генштаб к черту, если он создает для него такие трудности. В ответ на это фюрер приводит высказывание Бисмарка, который как-то заявил, что справился бы с датчанами, австрийцами и французами, но только не с бюрократами в собственном рейхе. Однако Бисмарк не имел такой власти, какой располагает сегодня фюрер. Фюрер прав, говоря, что военная реформа во Франции была проведена не в ходе Французской революции, а лишь во время наполеоновских войн. Сталин же своевременно провел эту реформу и поэтому пользуется сейчас ее выгодами. Если такая реформа будет навязана нам сегодня нашими поражениями, то для окончательного успеха она слишком запоздала. Фюрер считает, как и прежде, что нам нужно суметь как-то опять закрепиться на западе и на востоке. Как это должно произойти, он и сам пока еще не знает.

Фюрер очень энергично высказывается против мер помощи англо-американским военнопленным, переведенным сейчас с востока под Берлин. Речь идет примерно о 78 тысячах человек, которых невозможно больше нормально обеспечивать, которые завшивели и большей частью больны дизентерией. В нынешних условиях им едва ли можно помочь. Может быть, удастся подключить женевский Красный Крест, чтобы создать им снова какой-то человеческий базис для существования.

Что касается оценки политического положения, то фюрер весьма обнадежен. И он с удовлетворением отмечает рост политического кризиса в лагере противника. Но я возражаю ему, что для нас этот кризис развивается слишком медленно. Вопрос в том, можем ли мы ждать, пока этот кризис окончательно созреет. Фюрер прав, говоря, что Англия очень устала от войны. И он обратил внимание на сообщение из Вашингтона, что США по-прежнему признают Прибалтийские государства. Таким образом, кажется, за кулисами назревает серьезный раскол между англо-американским и советским лагерями. Однако этот раскол, как я вынужден постоянно подчеркивать, не так значителен, чтобы облегчить сейчас наше положение.

Фюрер убежден, что если какая-то держава в лагере противника и захочет вступить первой в переговоры с нами, то при любых обстоятельствах это будет Советский Союз. Сталин испытывает очень большие трудности в своих отношениях с англо-американцами, и к тому же он стоит теперь во главе одного из государств, которое хочет вернуться домой с военной добычей, как и мы. Так что настанет день, когда ему надоедят вечные споры с англо-американцами и он будет искать другие возможности. Его тактика в Румынии и Финляндии, подчеркивает фюрер, не говоря уже о польском вопросе, прямо-таки отпугивает англо-американцев. Фюрер предвидит изрядное дипломатическое фиаско для Сан-Франциско. Но предпосылка для наших переговоров с той или другой стороной — военный успех. Сталину тоже надо пострадать, прежде чем он захочет иметь дело с нами.

Фюрер правильно подчеркивает, что Сталин сумел бы, скорее всего, осуществить изменение курса военной политики, ибо ему нет надобности обращать внимание на общественное мнение в своей стране. Иначе обстоит дело с Англией. Совершенно несущественно, склонен ли Черчилль проводить другую военную политику: если бы он и захотел этого, то не смог бы. Он слишком зависим от внутриполитических сил, которые в своем большинстве уже наполовину большевизировались. А у Рузвельта нет даже ни малейшего измерения идти по этому пути.

Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией. Ибо Англия всегда была нарушителем спокойствия в Европе. Если бы она была окончательно изгнана из Европы, то мы жили бы по крайней мере известный период времени в условиях спокойствия.

Советские зверства, конечно, ужасны и сильно воздействуют на концепцию фюрера. Но ведь и монголы, как и Советы сегодня, бесчинствовали в свое время в Европе, не оказав при этом влияния на политическое разрешение тогдашних противоречий. Нашествия с востока приходят и откатываются, а Европа должна с ними справляться.

Я докладываю фюреру о своем плане пропагандистского изобличения советских зверств и намерении использовать для этого Гудериана. Фюрер полностью согласен с этим планом. Он одобряет мысль, чтобы явные национал-социалисты несколько сдерживались при выступлениях о советских зверствах, поскольку наши сообщения тогда приобретут больший Международный резонанс. Во всяком случае, надо внести полную ясность в оценку большевизма. Зверства настолько ужасны, что об этом нельзя оставлять в неведении народ. Сердце замирает при чтении сообщений об этом. Но какая польза жаловаться! Нам надо как-то попытаться выбраться из дилеммы, принявшей сейчас такой поистине ужасающий характер.

Затем я еще раз возвращаюсь к вопросу о нашей военной авиации. Фюрер разражается безудержной критикой в адрес Геринга и наших ВВС. Он видит в Геринге подлинного виновника развала авиации. Но я задаю ему вопрос, почему же он тогда не позволяет сменить командование ВВС. Фюрер считает, что нет подходящего преемника. В промышленности эксперты намного грамотнее, чем в военной авиации, из рядов которой не вышел ни один выдающийся руководитель. Сейчас впервые в качестве истребителя начали использовать ME-262, и эти самолеты действуют довольно успешно. Однако фюрер несколько колеблется; у него зародилась идея: а не стоит ли применять их в больших масштабах для обороны наземных объектов? Он питает здесь некоторые надежды. В остальном он считает авиацию крупным банкротом. Но ведь все мы знали это давно и постоянно твердили об этом фюреру; однако в командовании военной авиацией ничего не изменилось, чем и объясняется ее развал.

Я сообщаю фюреру, что на Восточном фронте погиб Хадамовски, и это потрясает фюрера. Он просит меня позаботиться о том, чтобы ни при каких обстоятельствах не попал на фронт доктор Науман. Он считает, что нам надо теперь по возможности держать руководителей вместе, так как они насущно необходимы нам в эти кризисные времена.

Я смог еще рассказать фюреру некоторые подробности дрезденской катастрофы. Фюрер говорит мне, что госпожа Раубаль написала ему злое, полное возмущения письмо. Она вела себя во время дрезденской катастрофы исключительно храбро.

В этой связи я сообщаю также фюреру, что Магда с детьми хочет оставаться со мной при любых обстоятельствах, даже если Берлин подвергнется нападению и будет окружен. Фюрер после некоторого колебания дает на это согласие.

Далее я докладываю фюреру о деле Фромма. Фромм, проявив трусость перед врагом, а именно перед заговорщиками 20 июля, несомненно, заслуживает смерти. Но при нынешнем руководстве в Верховном народном суде нельзя ожидать вынесения ему смертного приговора. Фюрер вновь возвращается к мысли назначить Франка председателем Верховного народного суда. Хотя он и не идеальный кандидат, но все же политический судья. У нас нет никого другого, и я также не смог предложить ему какую-либо другую кандидатуру.

В целом фюрер опять производит на меня очень сильное впечатление. Его нисколько не поколебали ужасные удары, которым мы снова теперь подвергаемся. Его стойкость поразительна. Если кто и справится с нынешним кризисом, так только он. Нет никого другого, кто хотя бы отдаленно мог сравниться с ним.

Во всяком случае, нам надо руководствоваться сейчас принципом: при любых обстоятельствах успешно закончить войну, а если это окажется невозможным, то с честью бороться до конца. Нам надо быть готовыми к любому исходу и сжигать за собой мосты. Так мы скорее всего сумеем прийти к победе.

Затем я недолго беседовал еще с послом Хевелем. Он рассказал, что Риббентроп усердно старается сейчас установить контакты с западными странами, но что в настоящий момент на это нет никаких надежд. Как с английской, так и с американской стороны не проявляется ни малейшего желания к этому. Черчилль и Рузвельт полностью отвергают такие контакты. Мы точно знаем это через наши связи в Стокгольме и Ватикане. Ясно, что в политическом отношении сейчас ничего нельзя сделать, не добившись военных успехов. Так что можно было бы безустанно бросать клич: королевство за один успех! Что касается политических возможностей для завершения войны, то говорить об этом в настоящий момент, с одной стороны, слишком поздно, а с другой — слишком рано. Нынешняя обстановка не дает для этого никаких оснований. Хевель считает также, что успехи наших подводных лодок сейчас больше не производят впечатления на лагерь противника: они слишком запоздали. Как английская, так и американская стороны по-прежнему преследуют цель сначала разгромить нас, а затем посмотреть, к чему это приведет. Хевель рассказал мне, что в 1941-1942 годах Риббентроп неоднократно предлагал фюреру заключить мир с Москвой, так как считал, что самое позднее через год на этом театре военных действий появится американский военный потенциал, но фюрер категорически отверг это предложение. Я не думаю, что это соответствует действительности. Во всяком случае, Риббентроп совершил бы тяжелую ошибку, не заручившись сначала поддержкой плана другими сотрудниками фюрера. Он превратил внешнюю политику в тайную науку, которую понимал только сам, а теперь он терпит провал с этой своей наукой. Хевель считает довольно бесперспективными наши попытки внести какой-то политический вклад в наш успех. Я по-прежнему думаю, что главная вина за это лежит на Риббентропе. Мне не нравится, когда Хевель говорит, что Риббентроп в настоящий момент совершенно обескуражен. Риббентроп заслужил более серьезной кары, чем уныние и депрессия. Он был злым духом фюрера, толкал его из одной крайности в другую.

В имперской канцелярии господствует довольно подавленное настроение. Я чаще всего совсем не хожу туда, так как такое настроение постоянно заражает. Генералы повесили голову, и только один фюрер держит ее в этой ситуации высоко.

Поздно вечером я возвращаюсь домой и погружаюсь в работу. Она всегда лучшее лекарство.